Ты сам, о человек, представляешь микроскопический мир и твой ум способен созерцать вселенную. Итак, трудись – и перестанешь быть слепым! Ты будешь видеть сквозь окружающую тебя тьму и ухом души услышишь голос сфер.

Страшный двигатель, таящийся в тебе, будет или твоим союзником, или тираном. Он даст тебе крылья знания и зажжет на твоем челе семь огней, либо низведет тебя до животного состояния, и ты будешь мучиться вечно неудовлетворенными желаниями. Неиссякаемый источник жизни либо будет гореть чистым огнем, давая тебе блаженство мага, либо он сделает из тебя демона и отдаст во власть демонов. Светлые полчища добра, как и легионы мрака, будут стремиться привлечь тебя к себе; не забывай, что ты живешь в хаотическом мире, где господствует зло!

Итак, учись понимать великие магические символы, заклинать толпу, окружающую тебя, и владеть магическим мечом, ибо горе тебе, если будешь побежден!

Итак, научись управлять звуками, применять свет и распознавать ароматы; научись управлять магнетическими токами, исходящими из существ и вещей, и побеждать мрак светом. Тогда ты будешь силен и непобедим; так как слабым бывает только невежда и лентяй.

Великая книга законов открыта каждому, кто хочет изучать ее. Кто виноват, если слепые и невежественные люди проходят мимо, глумясь над знаками, покрывающими ее светлые страницы, потому только, что их не понимают. Они похожи на неразумных детей, не желающих учиться азбуке, которая, однако, может открыть им целый мир знаний; они не понимают, что не умеющий читать на всю жизнь обречен на невежество…»

Супрамати остановился, прочтя последнюю строчку этого краткого введения. Того, что он прочел, было достаточно, чтобы поглотить все его мысли.

Хватит ли у него силы достойно выполнить громадную программу, открывшуюся перед ним? Нарайяна, очевидно, не выдержал своей задачи, забыв, что опасно играть с силами, действие которых известно только наполовину. Он пал жертвой роковой случайности, которую вызвал сам и которую не сумел осилить. И вот неизвестный закон привел его к разрушению, несмотря на вложенные в него силы.

Не то вздох, не то стон сорвался с уст Супрамати. У него кружилась голова ввиду жизни, продолжительной, как планетная жизнь. Он боялся самого себя, боялся тайны, со всех сторон окружающей и давившей его.

С мучительной ясностью восстал в его памяти вечер, когда к нему явился таинственный незнакомец; вспомнились страх и отвращение, которые внушала тогда ему смерть, и смутная горечь, какую он чувствовал при виде здоровых и счастливых людей, наслаждающихся всеми благами жизни.

Теперь он обладал всем. Все наслаждения жизни лежали у его ног, но они удивительно потеряли для него свою цену.

Впрочем, такое угнетенное состояние продолжалось недолго: ясный и энергичный ум молодого ученого мужественно стряхнул его. Путь был намечен – следовало идти по нему, так как он хотел быть господином положения и зрячим. Только пройдя «посвящение», появится он на арене жизни; но не как Нарайяна, чтобы наслаждаться пошлыми материальными удовольствиями, а для того чтобы помогать завоеванным знанием своим несчастным братьям. Золото свое он будет раздавать не каким-нибудь Пьереттам, которые и без того всегда найдут щедрых обожателей, а обездоленным, которыми никто не интересуется и которых богатый обходит мимо, боясь запачкать свои руки.

Целой вереницей восстали в его памяти тягостные картины нищеты, на которые он наталкивался во время своей врачебной карьеры: чердаки и подвалы, где в холоде и голоде прозябали целые семейства и маленькие дети, невинные глазки которых точно спрашивали, почему жестокая судьба заставила их родиться только для страдания?

Страстное желание знать, лечить и помогать наполнило сердце Супрамати. Чистый огонь милосердия пылал в нем, и он уже больше не боялся трудиться, хотя бы целую планетную жизнь, на громадном поле битвы горя людского.

На следующий день к завтраку приехал виконт, и как всегда, привез с собой самую интересную, с его точки зрения, программу дня. На этот раз дело шло о знакомстве с очаровательной испанкой – Розитой.

– Это чисто жемчужина! Это настоящая колибри! Предупреждаю вас, принц, что вы будете без ума от нее, – прибавил Лормейль, с увлечением целуя кончики своих пальцев.

Но в душе Супрамати звучал еще восторг минувшей ночи, и он с едва скрываемым презрением смотрел на этого эгоистичного развратника, сбросившего с себя долг супруга и отца, чтобы вести позорную и праздную жизнь за кулисами и в будуарах кокоток.

Перебив поток похвал, которыми виконт осыпал прекрасную Розиту, Супрамати спросил:

– Не можете ли вы указать мне несколько истинно нуждающихся семей, которые не протягивают руку за милостыней, но

которые, будучи жертвами незаслуженного несчастия, умирают молча? Несколько визитов подобного рода, по моему мнению, будут гораздо интереснее общества дам полусвета, похожих более или менее одна на другую и которые всегда найдут сочувствующие им души, готовые угощать и развлекать их.

С минуту виконт стоял, разинув рот. Подобные идеи набоба, которого он хотел эксплуатировать, крайне не понравились ему. Но он был слишком хитер и слишком ловок, чтобы открыто выказать свое неудовольствие. Он ограничился тем, что громко расхохотался.

– Вы можете похвалиться, принц, что положительно изумили меня. Я никак не ожидал, что вы ударитесь в филантропию. Впрочем, это такая же фантазия, как и всякая другая. Раз она явилась у вас, ее легко удовлетворить, не отказывая себе ради этого в маленьких радостях жизни. Благодаря Богу, в Париже нет недостатка в нищих! Моя дружба к вам так велика, что я готов познакомить вас с одной особой, живущей в этом мире. Это одна полоумная, бегающая с утра до вечера по подвалам и чердакам с мешком на руке, наполненным подаяниями, которые она вымогает у всякого, кто имел несчастье ее встретить. Госпожа Розали введет вас в настоящую кунсткамеру. Эти лентяи, которые вместо того чтобы работать, желают жить на счет общественной благотворительности, смотрят на нее, как на ангела. Они рассчитывают на великодушие наивных людей, которые, жалея их нищету, не видят их тунеядства.

Виконт умолк, слегка смущенный мрачным и строгим взглядом своего собеседника.

– Вы очень строги к бедным, друг мой! Но скажите откровенно: если вглядеться поближе, не окажемся ли мы тоже лентяями, желающими хорошо жить и ничего не делать? На какой полезный труд употребляем мы наше время? Мы катаемся в каретах, едим великолепные обеды, обильно политые шампанским, развлекаемся с кокотками, проводим вечер в театре и заканчиваем день каким-нибудь изысканным кутежом. Вся разница между нами и бедняками-лентяями, – если только еще они лентяи, – состоит в том, что мы имеем чем платить за все эти развлечения, а они нуждаются в необходимом.

– Вы сравниваете себя с подобною дрянью!

– Но они ведь тоже люди и имеют такие же нужды и желания, как и мы, – ответил Супрамати. – Но вернемся к делу! Вы очень обяжете меня, виконт, если познакомите с дамой, о которой говорили; или, что будет еще проще, свезете меня к ней. Я человек не занятой и не имею права отнимать время у этой почтенной женщины, каждый час которой занят добрыми делами.

Виконт сделал было гримасу, но тотчас же снова рассмеялся. Хлопнув Супрамати по плечу, он сказал шутливым тоном:

– О! эти набобы! У них всегда какие-нибудь эксцентричные фантазии. Впрочем, благотворительность такое же развлечение, как и всякое другое, и я охотно исполню ваше желание.

Час спустя ландо принца остановилось в предместье перед скромным домиком. Они вошли в маленькую комнату, бедно меблированную, где Розали кончала свой скромный завтрак. Удивленная посещением изящных молодых людей, она встала им навстречу.

Это была высокая женщина лет тридцати пяти, худая и бледная, с нежными голубыми глазами, выражавшими бесконечную доброту. Она слегка покраснела, когда виконт представил ей принца Супрамати и прибавил, что он желает принять участие в ее добрых делах. Розали и не подозревала, что перед ней стоит миллионер; понятно, всякий благодетель был для нее желанным гостем, что она и выразила в простых и сердечных словах.

– Бедных так много! Но, благодаря Богу, нет недостатка и в великодушных сердцах, готовых прийти на помощь своим братьям, – прибавила она с легким вздохом.

– Я именно, сударыня, жажду помочь моим несчастным братьям, но не пустяками, а самым радикальным образом. Поэтому я и приехал к вам с просьбой указать мне нуждающиеся семейства, достойные поддержки.

– О, принц! Да благословит Господь за ваше великодушное намерение! Что же касается семей, достойных вашей доброты, то вам остается только выбирать, – радостно сказала Розали. – Есть, например, одна вдова с шестью детьми, муж которой был убит при несчастном случае на железной дороге. Несчастная только что перенесла тиф, и теперь все семейство умирает от голода; затем одна молодая девушка, круглая сиротка, которая своей работой поддерживает и воспитывает брата и двух малолетних

сестер. Она гравировала по дереву и артистически вышивала; но вследствие утомительной ночной работы у нее сделалось воспаление глаз, и она может ослепнуть. О! Повторяю, что вам стоит только выбирать! Громаден список несчастных и обездоленных существ, наболевшее сердце которых столько же нуждается в утешении, сколько их тело в пище и одежде. Но самое грустное – это пришедшие в отчаяние, возроптавшие на Божие правосудие и сомневающиеся в Его милосердии. И именно самые честные и лучшие люди впадают в такой нравственный мрак, когда разорение врывается в их жилища и они вынуждены бывают продавать вещи, одежду и мелкие безделушки, дорогие для них, как воспоминание о каком-нибудь далеком счастье.

В голосе Розали звучало такое глубокое и истинное сострадание, что Супрамати был растроган и сказал с доброй улыбкой:

– Вы правы, сударыня! Итак, поспешим же внести хоть немного света и надежды в этот мрак отчаяния. Если вы позволите, я буду сопровождать вас, а в моем экипаже мы можем гораздо больше объехать.

Смущенная Розали надела шляпу и перчатки, уже лежавшие на столе. Когда же она хотела взять корзину с провизией и пакет со старьем, Супрамати остановил ее.

– Оставьте это, сударыня! Я дам денег для покупки новой одежды.

Затем он повернулся к виконту, который слушал, кусая усы, но не вмешивался в разговор, и объявил ему, что приедет ужинать, как было условлено, но что остальным днем он распорядится иначе.

Сидя в великолепном экипаже, рядом с молодым и красивым мужчиной, который подавлял ее своим богатством и титулом, простая и скромная Розали сначала чувствовала себя очень неловко; но разговор Супрамати скоро рассеял эту неловкость. Когда же Розали увидела, что молодой человек верно следует за ней по нищенским квартирам, без отвращения дышит тяжелым и влажным воздухом темных коридоров и неутомимо взбирается по крутым и узким лестницам, она стала считать его добрым гением.

И действительно, всюду, где ни появлялся Супрамати, он приносил с собой надежду, радость и силы жить. Чек за чеком переходил в дрожащие руки несчастных, уже давно отвыкших от вся-

кой радости. И помощь, оказываемая Супрамати, не была случайной, временной; нет, он приносил целое состояние, обеспечивавшее семейству приличное существование, дававшее возможность подняться на ноги и начать новую жизнь.

Никогда еще Супрамати не видел столько слез радости и не слышал столько благословений. Видя, как вера и надежда загорались в сердцах обездоленных и роптавших, Супрамати казалось, что громадное богатство, которым он располагал, есть действительно неоценимый дар.

Когда он прощался с Розали, они уже подружились.

– Если вам понадобится о чем-нибудь попросить у меня для ваших бедных, то смело приезжайте ко мне – для вас я всегда дома, или, еще лучше, напишите мне, чтобы я приехал к вам, когда понадобится. Кроме того, я назначу ежемесячную сумму, которую вы будете получать от моего нотариуса и тратить по своему усмотрению, – сказал он.

– Как мне благодарить вас за вашу доброту! – сказала Розали со слезами на глазах.

– Есть за что! – со смехом ответил Супрамати. – Я даю только немного золота, которого у меня больше, чем я могу издержать. Истинное же милосердие – это с вашей стороны, так как вы отдаете свое время и труды, и несете нравственную поддержку, которая часто спасает человека от какого-нибудь отчаянного поступка.

Он вернулся домой счастливым, веселым и довольным, каким уже давно не был. Обедал он один; затем лег на свой любимый диван и задумался о том, что видел и перечувствовал за сегодняшний день. Ему казалось, что он действовал согласно с законом гармонии, дающим человеку счастье, так как он знал по опыту, что сделанное добро дает внутреннее довольство и радость, с которыми ничто не может сравниться.

Итак, существует, значит, флюидический закон, вознаграждающий за добродетель и милосердие неоцененным благом удовлетворенной совести.

– Да, – пробормотал он, – я должен изучить эти законы и понять, почему добро создает гармонию, а зло – смуту.

Дальнейшие дни текли в обычных развлечениях, которыми руководил виконт. Пьеретта ловила Супрамати всюду, где могла, и пускала в ход самое отчаянное кокетство, чтобы окончательно завладеть им. Она была бы крайне удивлена, если бы знала, что он не раз думал, смотря на нее:

– Бедная игрушка роскоши и порока! Неужели ты никогда не думаешь о том, что тебя ждет нищета или смерть в больнице, когда увянет твоя красота, которой ты теперь торгуешь?

Однажды вечером виконт со своей возлюбленной и Супрамати с Пьереттой весело заканчивали день в одном модном ресторане. Пьеретта, уже смотревшая на себя как на главную любовницу молодого богача, становилась все смелей и требовательней. В конце ужина выпитое в большом количестве шампанское бросилось ей в голову и довело ее бесстыдство до последних границ. Пропев бравурную шансонетку, которой виконт бешено аплодировал, Пьеретта, не замечая, что Супрамати не выказывал восхищения, начала у него просить награды. Затем она прибавила, что пора бы ему купить ей отель, тем более, что еще сегодня утром она видела в газете объявление о продаже по дешевой цене великолепного дома.

– Что составляют для тебя какие-нибудь пятьсот или шестьсот тысяч франков, а для меня это целое состояние. Ведь должен же ты обеспечить мое будущее! – закончила она, гладя его по щеке.

Загадочная улыбка скользнула по губам Супрамати.

– Ты права: я должен обеспечить твое будущее и уже позаботился об этом. Только вместо того, чтобы купить тебе отель, я положил в банк капитал. Проценты с этого капитала составят солидный пансион, который будет выплачиваться, когда тебе исполнится сорок пять лет. Когда ты будешь стара, чтобы работать, а твои поклонники тебя бросят, ты действительно будешь нуждаться в убежище, чтобы отдохнуть и раскаяться в грехах юности.

Пьеретта страшно побледнела и не сводила с него глаз.

– Ты, конечно, насмехаешься надо мной? – спросила она нерешительно.

– Ничуть. Напротив, я очень серьезно повторяю, что если бы ваши обожатели вместо того, чтобы наряжать вас, думали о том, чтобы обеспечить вам покойную старость, то не столько умирало бы жриц наслаждения от нищеты в углу на чердаке или в больнице. Пока ты молода и красива, Пьеретта, у тебя не будет недостатка в людях, которые будут любить и наряжать тебя, но когда ты состаришься, когда никто больше тебя не пожелает, ты оценишь пенсию, которую я тебе оставляю.

Бледность Пьеретты сразу сменилась ярким румянцем и она со сверкающим взором вскочила со своего места. Став перед Супрамати и уперев кулаки в бока, она вскричала:

– Знаете ли, господин дикарь, что вы очень дерзки! Я не прошу, чтобы вы обеспечивали мою старость: кто знает, доживу ли я до таких лет? После такой обиды я вас больше не люблю, скряга, индийский людоед!

Голос ее дрожал от гнева.

Виконт и его красавица покатывались со смеху. Супрамати же, казалось, нисколько не был оскорблен такими обидными эпитетами. С любезной улыбкой он вынул из бумажника сложенный лист бумаги и подал его молодой женщине.

– Не будь неблагодарной, мой друг! Настанет день, когда мой сегодняшний дар очень и очень пригодится. Возьми и спрячь этот документ или, по крайней мере, запомни место, откуда со временем тебе можно будет черпать средства для честной и спокойной жизни.

Пьеретта не владела собой от бешенства и стояла, как окаменелая.

После минуты ожидания Супрамати снова открыл бумажник и собирался уже вложить туда дарственную запись, как вдруг актриса, подобно пантере, бросилась на него, вырвала документ и спрятала его за корсаж.

– Скряга! Трижды скряга! – с презрением сказала она. – Твой покойный брат Нарайяна – рыцарь, никогда не задался бы такими мелочными идеями. Он осыпал золотом и бриллиантами женщин, которых любил, молодостью и красотой которых упивался, причем не кричал им, как трапист: «помни о смерти», и не вызывал перед ними отвратительного призрака старости.

– Но ведь я не мешаю тебе, дорогая Пьеретта, обменять меня на более рыцарского и щедрого обожателя, – спокойно заметил Супрамати.

Стройная и грациозная, как котенок, Пьеретта бросилась к нему и обняла его за шею, целуя в обе щеки.

– Чудовище! Если бы я не любила тебя, конечно, я указала бы тебе на дверь. Когда заговорит мое сердце, то деньги для меня безделица. Что же касается обиды, то разве истинная любовь не терпит и не прощает всего?!…

Мир был заключен при гомерическом смехе всех присутствующих, не исключая и самой Пьеретты.