Глава 12 (Б)
Вдруг
Супрамати почувствовал странное ощущение, как будто из всего его тела исходили
порывы теплого воздуха. Дыхание его сделалось горячим, как огонь, а от рук
повалил красноватый пар.
В ту же
минуту раскат смеха окончательно оторвал его от размышлений. От этого
оглушительного хохота ледяная дрожь пробежала по телу Супрамати. Он страшно
побледнел, выпрямился и боязливо оглянулся кругом.
Прямо
напротив него, вдоль полок с книгами, шевелились какая-то тень. Тень эта
расширялась, сгущалась и волновалась, как клуб дыма. Затем она вдруг приняла
ясные контуры, – и глаза Супрамати с понятным ужасом точно приросли к высокой
фигуре Нарайяны, который как живой стоял в нескольких шагах от него.
Он казался
выше и худощавее прежнего; лицо его было мертвенно бледно и оживляли его только
глаза, сверкавшие, как два горящих угля, и смотревшие на Супрамати ужасающим
взглядом.
– Дай мне
твою руку, Морган! Дай мне немного тепла! Я умираю от холода! – ясно произнес
он, приближаясь и протягивая свою бледную руку с синими ногтями.
Несмотря на
невольный ужас, внушаемый ему этим странным призраком, реальным и плотным, как
живой человек, Супрамати поднял уже было руку; воля его была парализована
устремленным на него светящимся взглядом, который давил его и подчинял себе.
Рука
Супрамати прикоснулась бы к руке призрака, но в эту минуту на пороге комнаты
появилась Нара.
В одной руке
она держала жезл с несколькими узлами, а в другой небольшой серебряный поднос,
который поспешно поставила на стол.
Она быстро
встала между мужем и Нарайяной и подняла свой жезл. Призрак тотчас же зашатался
и отступил назад, испустив свист, похожий на шипение змеи. Зеленоватое пламя
брызнуло из его широко открытых глаз, а лицо его исказилось отвратительной
судорогой.
– Не марай
его своим прикосновением! – суровым тоном сказала Нара.- Ты получил только то,
что заслужил. Иди и насыться!
Молодая
женщина указала на принесенный ею поднос, на котором стоял большой стакан вина
и лежал хлеб с куском сырой говядины.
Морган с
ужасом смотрел, как Нарайяна бросился к столу, опорожнил стакан вина и с
поразительной быстротой проглотил хлеб и говядину.
Едва исчезла
пища, как призрак стал бледнеть и расплылся в струю дыма, которая скрылась в
камине, наполнив комнату удушливым трупным запахом.
– Великий
Боже! Но ведь он жив! – вскричал Супрамати, молча с удивлением смотревший на
это странное зрелище.
Нара
отрицательно покачала головой.
– Нет. Он
сделался теперь вампирическим существом, питающимся жизненным соком других и
чувствующим голод и холод. Его надо кормить известное время, иначе он станет
еще опаснее. Но пойдем скорей! Надо открыть здесь окна и очистить воздух. А ты
прими скорей ванну, чтобы удалить нечистые флюиды и эманации разложения,
которыми ты дышал, и которые будут волновать тебя.
И
действительно, Супрамати чувствовал головокружение и свинцовую тяжесть во всем
теле. Бледный и расстроенный, он прислонился к стене.
– Не бойся
ничего! – сказала Нара, проводя своей ароматной ручкой по влажному лбу мужа.-
Тебе он не может повредить. Его приближение я чувствую издали и в силах
сдержать его злобу. Когда ты примешь ванну, мы погуляем при луне, чтобы
рассеять это тяжелое впечатление.
Супрамати
поспешил последовать совету жены, но перенесенное им впечатление было так
сильно, что в течение нескольких дней его настойчиво преследовало воспоминание
об искаженном и отвратительном лице Нарайяны. Ему казалось, что он всюду видит
его тень. Тем не менее ужасные последствия беспорядочной жизни его
предшественника внушили ему чувство жалости и ужаса к несчастному грешнику.
Нара дружески
подшучивала над его нервностью и всячески старалась развлечь его. Чтобы
изгладить тяжелое впечатление, они чаще обыкновенного бывали в обществе. Когда
же они оставались одни, она рассказывала ему столько интересных вещей из своей
долгой жизни, что Супрамати забывал все и с восхищением слушал ее. Однако она
всегда шуткой отделывалась от рассказа истории своей жизни.
Однажды
вечером, когда они находились в особенно веселом расположении духа, Нара вдруг
сказала с лукавой усмешкой:
– Однако ты
нехорошо поступил в отношении своего друга, виконта Лормейля.
– Вовсе нет!
Я дал ему большую сумму денег для уплаты его долгов.
– Эти пустяки
он проиграл в клубе, а твой лукавый неожиданный отъезд причинил ему ужасные
хлопоты. Смеясь от всего сердца, она подробно рассказала ему уморительную
историю с убором и про рукопашный бой между Лормейлем и Пьереттой.
Супрамати
хохотал, как помешанный, и объявил, что если бы он предвидел такую
трагикомедию, то, конечно, помог бы виконту.
– Еще ничего
не потеряно. Виконт твердо решил тебя найти и заставить заплатить за твое
предательское исчезновение. Советую тебе написать ему и сообщить о твоей
женитьбе и объявить, что, уезжая на несколько лет, ты хочешь в последний раз
уплатить его долги, на том условии, чтобы он устроился, но в будущем не
рассчитывал бы уже на твою помощь.
– Твоя мысль
хороша, мой друг, и я исполню ее. Только, если ты позволишь, я пошлю виконту
наши портреты.
Нара потянула
его за ухо.
– Злой
мальчишка! Ты хочешь поразить ревностью сердце бедной Пьеретты, которая уже
заранее хвасталась, что будет принцессой,- насмешливо сказала она.
Супрамати
покраснел и поцеловал руку жены.
– Я и не
думал об этом глупом животном! Но скажи мне, Нара, как ты знаешь все, что
делается? С досадой и стыдом думаю я о том, что ты могла бы увидеть, если бы
захотела следить за моей жизнью.
– Успокойся!
Я – сама скромность и никогда не злоупотребляла возможностью вызывать в
магическом зеркале картины прошлого и настоящего; но знать немного, что
поделывает мой ветреный муж,- это мое неоспоримое право. Полно! Не впадай в
отчаяние: я забыла все, что видела. Завтра же мы пойдем к фотографу и снимемся
вместе.
У виконта
собрался небольшой кружок близких знакомых; в числе других была и Пьеретта, но
без Меркандье. Праздновалось примирение воюющих сторон, и на актрисе был надет
пресловутый убор – причина битвы. На столе был уже десерт, когда лакей подал
хозяину большой пакет, полученный с почты, и виконт с удивлением вскрыл его.
Пакет заключал в себе большой фотографический портрет и письмо. Едва виконт
пробежал письмо и взглянул на портрет, как громко и восторженно вскрикнул:
– О,
несравненный друг! Какая чудная женщина! Какая божественная красота!
Все поспешили
узнать, что так восхищает виконта, но когда узнали, что Супрамати женился и что
он оплатит долги своего друга, раздалось троекратное «ура» в честь новобрачных.
Одна Пьеретта, с самого начала болтавшая о своем обручении с принцем и нагло
лгавшая, что получила будто бы от него страстную записку, таинственно
переданную ей в букете, была посрамлена.
Сначала она
онемела, а затем с пронзительными криками повалилась на пол в истерическом
припадке, так что ее вынуждены были отвезти домой.
На следующий
день виконт с самодовольным видом выходил из банкирской конторы Ротшильда, куда
явился вместе с секретарем принца, нарочно приехавшим для этого из Венеции.
Лормейль назвал цифру, вдвое большую действительной суммы его долгов, и она
тотчас же была ему выдана. Тем не менее, даже мысль о том, чтобы остепениться,
казалась ему смешной.
Прежде всего
виконт отправился к Меркандье, чтобы расплатиться с ним. Узнав же от банкира,
что Пьеретта больна и никого не принимает, он немедленно поехал к ней.
Актриса
действительно разыгрывала роль покинутой невесты. Если бы кто поверил ее
словам, то мог подумать, что Супрамати клялся ей в вечной верности. Но виконт
энергично поговорил с ней и посоветовал не приносить в жертву хорошее положение
ради несбыточной мечты.
– Принц вовсе
не подходил тебе и, по совести сказать, ты не можешь равняться с его женой, –
сказал он. – Зато Меркандье без ума от тебя. Выходи за него замуж! Ты станешь
баронессой и будешь достаточно богата, чтобы ни в чем себе не отказывать.
Совет был
подан вовремя для оскорбленной души Пьеретты, и она решила употребить все
средства, чтобы как можно скорей сделаться баронессой Меркандье. Она хотела
доказать Супрамати, что у нее нет недостатка в претендентах на ее руку и
сердце. В своем глупом тщеславии она не сознавала, что для принца она всегда
была не более, как ничтожное времяпрепровождение.
Усилия ее
быстро увенчались успехом, и шесть месяцев спустя она торжественно
отпраздновала свое бракосочетание с бароном. К алтарю ее вел виконт.
В это время
Супрамати продолжал вести в Венеции свою спокойную и полную очарования жизнь.
Он чувствовал себя невыразимо счастливым. Только когда он вспоминал про
Нарайяну – ужасное вампирическое существо, питавшее свой труп человеческой
пищей, неприятная дрожь пробегала по его телу.
– Давала ты
еще есть Нарайяне после того, как я ел? – спросил он однажды, когда
воспоминание об отвратительном видении как-то особенно живо восстало перед ним.
– Конечно! Я
каждый день ставлю ему пищу в кабинете, смежном с библиотекой, – ответила Нара.
– Пойдем сегодня ночью и посмотрим, как он насыщается.
Молодой
человек побледнел. Он готовился уже отказаться, когда Нара сказала ему с
упреком:
– И не стыдно
ли тебе, Супрамати, позволять расходиться своим нервам. Это слабость, которую
необходимо победить, так как, предупреждаю, в течение посвящения приходится
видеть вещи гораздо более страшные, чем этот жалкий ларв. Чтобы знать, с каким
духом имеешь дело, ты должен видеть их, смотреть на них спокойно и смело и
приобрести энергию, необходимую, чтобы подчинить себе эти дурные и страшные на
вид существа.
Супрамати
было совестно признаться, что у него от ужаса встают дыбом волосы на голове.
Кроме того, он понимал, что Нара была права и что рано или поздно ему придется
победить свой страх и свою слабость.
– Хорошо! Я
пойду с тобой,- сказал он нерешительным тоном.
– Ты можешь
смело идти. В моем присутствии Нарайяна бессилен. Кроме того, мы не будем
входить в кабинет, а посмотрим в окно, выходящее на галерею.
Кабинет, о
котором идет речь, был средней величины и образовывал угол дворца. Одно из окон
выходило на канал, а другое, с противоположной стороны, на галерею, тянувшуюся
вдоль стены.
Немного
раньше полуночи Нара зашла за мужем. Они молча прошли на галерею и остановились
у окна или, верней, у амбразуры без стекол, через которую ясно была видна вся
комната.
В высокое
готическое окно с другой стороны в кабинет проникали лунные лучи и освещали его
почти электрическим светом. Ясно видны были деревянная почерневшая от времени
резьба, мебель с высокими спинками и слегка потемневшие вышивки тяжелых
бархатных портьер. Посредине комнаты на небольшом столике стояла пища для
призрака.
Серебристые
лучи луны освещали поднос и хрустальную тарелку, на которой лежали хлеб и кусок
сырого мяса.
Чувствуя, как
нервная дрожь потрясала тело Супрамати, Нара крепко пожала ему руку.
– Смелей, мой
милый, – прошептала она. – Сегодня ты переносишь первое испытание посвящения.
Ты должен прежде всего победить страх, который дает духам тьмы власть над
тобой, тогда как спокойствие и смелость покоряют и подчиняют их.
Супрамати был
неспособен даже отвечать. Холодный пот выступил у него на лбу, а невыразимый
ужас и отвращение потрясали все его существо, и он нервно прижал к себе ручку
Нары. В то Же время он мужественно боролся с собой, чтобы победить эту
слабость, и принудил себя смотреть на стол, у которого должно было появиться
вампирическое существо.
Вдруг черная
тень появилась в отверстии окна и заслонила лунный свет. В это время старинные
дворцовые часы пробили полночь.
Бесшумно, с
кошачьей ловкостью призрак спрыгнул в комнату и подошел к столу.
Дрожа от
ужаса, Супрамати смотрел на высокую фигуру Нарайяны, облаченного в какое-то
странное одеяние черно-серого цвета, похожее на трико и отчетливо
вырисовывавшее его тонкие и стройные члены. При свете луны его бледное лицо
казалось еще мертвеннее. Глубоко впавшие глаза горели как два угля. Красноватый
фосфорический свет освещал его лоб и позволял видеть два небольших кривых рога,
выглядывавших из массы густых черных волос.
С животной
жадностью набросился он на пищу, пожирая мясо и хлеб. Но в эту минуту он,
вероятно, почувствовал, что за ним наблюдают, так как поднял голову и устремил
на обоих зрителей адский взгляд. Отвратительная усмешка кривила его бледные
губы.
В этом
взаимном разглядывании прошла секунда, но она показалась Супрамати вечностью.
Затем призрак сделал движение вперед, как бы собираясь броситься на них, но
перед ним тотчас же появился сияющий белоснежный крест и преградил ему путь.
Нарайяна
скорчился и отступил назад. Ему точно недоставало воздуха, и из полуоткрытого
рта его вырывался свист, напоминавший шипение змеи, а из-под приподнятых губ
виднелись белые и острые, как у волка, зубы.
Сияющий же
крест все двигался вперед и отталкивал его к окну, и призрак отходил пятясь,
почти ползком. Вдруг, с тою же кошачьей ловкостью, он выпрямился, вскочил на
подоконник и исчез за окном.
У Супрамати
кружилась голова и земля словно уплывала из-под ног; затем ему показалось, что
он падает в черную бездну, – и он лишился сознания.
Открыв глаза,
он увидел, что лежит в галерее на полу, Нара стояла около него на коленях,
поддерживала его голову и заставляла его нюхать мокрый платок, издававший
приятный и живительный аромат.
Супрамати
быстро выпрямился и пробормотал, краснея от стыда:
– Прости,
Нара, мою недостойную слабость! Я, право, не знаю, что такое со мной случилось.
– Тебе нечего
извиняться передо мной, – с доброй улыбкой ответила та. – Иногда нельзя бывает
справиться со своими нервами, но ты научишься со временем управлять ими. Этому
обучаются, как и всякому другому знанию. Придет время, когда посещение
подобного господина не будет производить на тебя никакого впечатления, и тебе
достаточно будет только поднять руку, чтобы заставить его бежать. А теперь
пойдем! Мы тоже поужинаем, а потом ляжем спать, так как ты нуждаешься в отдыхе.
Несмотря на
эти утешения, веселость и предупредительность Нары, Супрамати оставался
молчалив и имел озабоченный вид. Ночью он не мог спать и все думал о том, что
случилось вечером. Он не мог простить себе, что лишился от страха чувств, когда
Нара, женщина, не только оставалась спокойной, но еще победила своим знанием и
своей волей злого духа.
Он не хотел
отставать от жены. Как бы ужасен ни был призрак Нарайяны, он хотел привыкнуть
без дрожи смотреть на него. Раз ему суждено проникнуть в этот мир теней и
покорить его, он должен мужественно приняться за работу, победить самого себя и
не краснеть больше перед собственной женой.
В силу этого
решения он хотел на следующий же день снова присутствовать при ужине Нарайяны,
но призрак не появлялся ни в этот, ни в следующие дни.
|